Капитан 366-го полка России: Даже фашисты не обращались с людьми так жестоко - ФОТО
Капитан 366-го полка России: Даже фашисты не обращались с людьми так жестоко - ФОТО
«В чем виноват этот ребенок? Не убивайте их».
В течение нескольких недель мы знакомили читателей с трагедией тогда еще 20-летней девушки на русском языке не только с целью довести всю правду о зверствах «мирных» армян в отношении беззащитной азербайджанки (http://vesti.az/news/214808#ad-image-0 ). Мы преследовали и другую цель: быть может наши современные режиссеры, в большинстве своем снимающие бездарные сериалы, которые вынуждают все больше азербайджанцев подключаться к кабельному телевидению, заинтересуются этой историей. Ведь это практически готовый сценарий для фильма.
В Азербайджане немало состоятельных людей, которые могли бы спонсировать съемки подобного фильма, причем, даже при необходимости с участием голливудских актеров.
И в случае, если все же такой фильм будет снят, участие его в международных кинофестивалях раскроет глаза мировой общественности на армянский фашизм. Ведь это не выдуманная «геноцидальная история», а история жизни реального человека, который живет в Баку.
С сегодняшнего дня мы со ссылок на lent.az вновь будем знакомить читателей с трагедией еще одной семьи, которая стала жертвой армянского фашизма два раза в течение 4 лет. Кстати, имя одного из героев этой трагедии проходит и в истории с Дурданой Агаевой.
…Она извлекла из старой сумки две старые книги, между страницами которых были черно-белые фотографии. Показала мне одну, на которой изображены два пионера – Сохбет и Мохлет. Фотография, скорее всего, сделана для доски почета. Кому могло в то беззаботное время прийти в голову, что эта столь обычная фотография станет единственной на свете изобразительной реликвией, запечатлевшей этих ребят?
Потом она достала лежавшее между фотографиями удостоверение личности на имя Мамедовой Нарханым Гейдарали-кызы, 1943-го года рождения...
....1988-й год, ознаменовавшийся депортацией азербайджанцев с территории нынешней Армении, открыл черную страницу в жизни семьи Мамедовых, которая до этого жила, как говорится, не зная печали в бывшем Гёкчинском магале. Во время переселения с родных мест старший сын семьи, 18-летний Сарвар утонул в реке. Глава семьи Мамед-киши остановил кочевье, чтобы предать сына земле в родном крае. Остановка затянулась, поскольку Нарханым ни за что не хотела оставлять могилу сына, ее буквально не могли оторвать от надгробья. Только спустя несколько дней, когда почти все остальные азербайджанские семьи уехали, Нарханым согласилась, что должна жить для оставшихся четырех сыновей, и Мамедовы тронулись в путь. Поселились в Ходжалы, который в тот период активно застраивался, преобразовываясь в город. Словом, работы хватало, и Мамед-киши стал работать на строительстве. Семья обзавелась домом, в 1989 году Нарханым родила сына Руслана.
Тем временем обстановка в городе и вокруг осложнялась. Очень скоро Ходжалы оказался в кольце блокады.
- Все, кто мог носить оружие, по ночам стояли на постах. Мамед со старшими сыновьями тоже защищали город. Посты находились совсем неподалеку от нашего дома.
- А сколько им было лет?
- Мужу было 47, Сохбету 17, а Мохлету 16. Может показаться мало, но там все ребята в этом возрасте с оружием в руках выходили на посты.
- Чем же они были вооружены?
- Некоторым раздавали охотничьи винтовки. Патронов дома было вдоволь. Мирные жители в меру сил защищали Ходжалы. Нашим младшим – Мурвету было 13, Ахмеду 11 лет, они сидели дома. Руслану было три годика, как начиналась стрельба, прибегал и брал меня за подол…
…Вечером 25 февраля 1992 года вся семья собралась за столом: Ахмеду исполнилось 11. К этому времени Ходжалы уже не первый месяц не имел электричества. Вскоре позвонили и сообщили о начавшемся наступлении на город со стороны Ханкенди. Мамед-киши и два старших сына вместе с собравшимися на семейное торжество военными немедленно поднялись и отправились на посты.
- Наш дом был перекрыт панелью, и поэтому во время стрельбы соседи собирались у нас. И в этот раз пришла соседка Сара, взяв на руки трехлетнюю дочь Натаван.
Очень скоро вошел Сохбет, поддерживая раненого в ногу соседского парнишку Видади. Домашние стали оказывать пострадавшему первую помощь, стараясь остановить кровь. В этот момент по-военному расторопно вошел Мамед-киши, и сразу поднялись на ноги и Мурвет с Ахмедом, и Нарханым, и Сара: выражение лица его было иное, чем обычно. Следом вошел Мохлет. И Мамед, и его сыновья, и Видади были явно очень напряжены, но старались не перепугать домашних. Наконец, Мамед-киши произнес, стараясь сохранить спокойствие:
- Армяне вошли в город со всех сторон, жгут дома. Все готовы? Выходить нужно сейчас же. Будем идти лесом.
Семья Мамедовых уже собралась во второй раз покинуть свой дом, как во дворе послышались голоса на азербайджанском, армянском и даже русском языках:
- Сдавайтесь! Не бойтесь, мы никого не убьем! Если не сдадитесь, сожжем дом!
Мамед-киши опять-таки по-военному оперативно принял решение и скомандовал:
- Женщинам и детям укрыться за углом стены! Берегитесь от пуль! Ребята, приготовьте оружие! Если погибнем, то у себя дома. Смерть лучше плена!
Мурвет вспоминает:
- Отец запер дверь. Мы укрылись по углам, а они перешли в другие комнаты и открыли стрельбу. Бились до конца, хотя силы были неравны.
- Охотничьими ружьями?
- Да, двустволками. Мы не верили их обещаниям не причинять нам вреда. В какой-то момент они бросили через окно в дом ручную гранату…
От разрыва гранаты погибли Сара с дочерью на руках. Нарханым получила ранение в спину, Мурвет в ногу. Кроме того, взрывом пробило часть пола.
- Когда патроны кончились, наши спрятали оружие в этой прорехе, рассчитывая быть взятыми в плен, как мирные жители. После этого армяне вошли в дом, высадив дверь ломом. Сначала они открыли газ, взяли во дворе газовый шланг и по нему пустили газ в дом через окно. В комнате, где мы находились, окна были разбиты, а в других комнатах стекла были целыми, и поэтому все, кто был в доме, собрались в нашей комнате, чтобы не задохнуться. Тогда мы и заметили, что отец ранен в руку.
Вломившись в дом, армянские боевики, наведя автоматы на его обитателей, которые лежали по углам, приказали лечь ничком, руки за голову. После чего их командир сказал:
- Проклятые турки! Так вы не хотите выходить из дома? Ну и не выходите. Дом наш, как и все эти земли. Можете не выходить. Сейчас мы пустим внутрь газ и чиркнем спичкой. А ну, зажигай!
Вся семья уже приготовилась встретить свой конец, но в это время трехлетний Руслан в страхе поднял руки и пролепетал:
- Дядя, а меня вы тоже убьете? Не убивайте меня! Я совсем не хочу умирать…
Тут Нарханым не выдержала и, думая, что армянские мужчины тоже уважают этот кавказский обычай, развязав платок, бросила его под ноги армянскому командиру, воскликнув: «Не трогайте моих детей!»
- Конечно, ни мольбы маленького Руслана, ни отчаянный порыв моей матери не произвели на армян впечатления, но тут находившийся среди них капитан 366-го полка России, русский по национальности выступил и, достав пистолет, приказал армянам опустить оружие, после чего добавил: «Даже фашисты не обращались с людьми так жестоко. В чем виноват этот ребенок? Не убивайте их». Затем он обратился к нам со словами: «Мать, отец, у меня тоже есть семья. Я военный и подчиняюсь приказу. Не хочу кровопролития, но приходится, мне так приказывают. Если не выполню приказ, то моя мать лишится сына. В советское время я много бывал в Мардакяне, хорошо знаю азербайджанцев. Я, в самом деле, не хочу, чтобы здесь гибли безвинные дети». После этих слов армяне стали выражать недовольство, дело дошло до того, что стороны стали грозить друг другу оружием. Как бы ни было, тот русский капитан не позволил армянам убить нас и сжечь наш дом. Армяне отобрали у нас все деньги и ценности, а потом с пинками повели к стоявшему поодаль автомобилю скорой помощи, на котором отвезли нас в Аскеран, где поместили в отдел милиции.
- А как раненые?
- Мои братья помогали им передвигаться: Сохбет поддерживал Видади, а Мохлет меня. Мы оба были ранены в ногу. Мама была ранена в спину, ее рана была легкой, и она могла передвигаться без посторонней помощи. То же отец, который был ранен в руку.
- А тела Сары и ее ребенка так и остались в доме?
- Нет. Когда нас выводили, их обоих выволокли за ноги и бросили с лестницы вниз. У тети Сары рот остался открыт, были видны золотые зубы, которые привлекли армян…
- Большинство ходжалинцев были взяты в плен в лесу, через который пытались выбраться к своим. С вами было иначе…
- Да, нас взяли прямо дома. Когда ехали в машине, видели по пути трупы, горящие дома. Именно таким – горящим, с усеянными трупами улицами запомнился нам Ходжалы.
- Когда вас привезли в отдел милиции Аскерана, там много было народу?
- Человек 4-5. К утру же камеры были уже забиты теми, кого захватили в лесу. Сколько же там было людей! Очень много раненых, обмороженных. Всех бросили в тесные, сырые камеры. Стоны, вопли, слезы, плач… В нашей камере были много раненых, теряли много крови, но никакой помощи не было.
- Были среди захваченных знакомые лица?
- Мы в Ходжалы были приезжие, и поэтому мало кого знали, и то все больше в лицо.
- Вашу семью в одну камеру поместили?
- Да, вначале мы были вместе. Часа через два-три, когда рассвело, привели тех, кто был захвачен в лесу, и вот тогда людей стали разделять. Молодых женщин в одну камеру, пожилых и тяжелораненых в другую, молодых парней, способных носить оружие, - в третью…
Нарханым-ханум замолчала. У нее задрожали губы, из глаз скатились слезы. Вместо нее продолжил старший сын Мурвет:
- Там отца и двух старших братьев отделили от нас. Я и мои братья Ахмед и Руслан остались в женской камере с мамой.
- Вас заперли?
- Нет, двери были открыты. В некоторых дверях железные решетки запирали, но в нашей камере этого не сочли нужным сделать, поскольку у нас были женщины и дети. Бежать было некуда, в коридорах полно армян.
- Стены камеры были покрыты твердой штукатуркой, - продолжил Мурвет. Они стреляли по стенам из автоматов, выбивая искры. Искры сыпались на нас. Мы кричали, а они хохотали, веселились.
В это время в разговор вступил Ахмед:
- Иногда для потехи, сняв с автомата магазин, наводили на нас и щелкали курком. А откуда человеку знать, что автомат пустой? Представьте, что чувствуешь в такие моменты.
В обстановке, когда его мать плакала, а старший брат от раны не мог двигаться, Ахмеду хотелось помочь родным и доказать, что он уже вырос и может быть опорой семье – как-никак ему уже исполнилось 11. Поэтому он выскользнул в коридор, надеясь разыскать отца и старших братьев.
- Я ходил по коридору от одной двери с железной решеткой к другой, заглядывал в камеры. Хотел принести маме хорошую весть, чтобы она не плакала, но не знал, как это можно сделать.
- А армяне вас не трогали?
- Нет.
- И как, нашли?
- Нашел. Увидел (он прикрыл правой рукой левую)… В последний раз передал отцу руками сигареты.
- Как же это произошло?
- Я вертелся по коридору, заглядывал в двери, когда вдруг услышал голос отца, который звал меня. Я подскочил к запертой решетке, и он взял меня за руки, спросил, как мы. «С нами все хорошо. У мамы рана не тяжелая. А как твоя рука, как ты сам?» - «Все хорошо, сынок. Матери передай, чтобы не волновалась, все будет хорошо. Нас обменяют». Я ответил, что то же самое мне сказал один из армян. Отец сказал мне принести ему сигареты из кармана бушлата, который он бросил на меня при выходе из дома, а теперь мы накрыли им раненого Мурвета. Я выполнил это поручение, и заодно сообщил маме, что папа жив-здоров.
- А братьев увидели?
- Увидел… Отец и братья стояли по одну сторону решетки, а я по другую. Братья не были ранены, но сильно избиты, это было заметно по их окровавленным лицам.
- А как вы сказали матери о том, что увидели отца?
- Он сам прокричал слова утешения, чтобы она услышала его голос. В общем, когда я передал сигареты и возвращался в нашу камеру, армяне подозвали меня.
- Они видели, что вы говорили с отцом?
- Да. Я сильно перепугался. Один из армян что-то спросил на своем языке, но я не понял. Он спросил еще раз, на этот раз прокричав, и я испугался еще больше и со страху ответил утвердительно. Оказалось, он спрашивал меня, стану ли я стрелять в них, если мне дадут оружие. Тогда он приказал мне открыть ладонь и выстрелил по ней, добавив: уж теперь-то ты точно не только в нас стрелять, вообще никогда оружие в руки не возьмешь. А я тогда уже, в двенадцать лет умел разбирать и собирать автомат быстрее положенного времени.
- Историю вашей прострелянной руки рассказывают несколько иначе...
- Знаю, но все было так, как я сказал. Надо сказать, что в камерах творился такой ужас, что вопрос того армянина ко мне никто толком не слышал. Пленных-мужчин варварски избивали, от их воплей женщины и дети плакали, стоны раненых, выкрики, ругательства надзирателей-армян, автоматные выстрелы по стенам – все это смешивалось в невыносимый шум. Поскольку я повсюду разнес о том, что у меня день рождения, то все очень быстро узнали о том, что «мальчику, у которого день рождения, прострелили руку». После этого я не выходил из своей камеры, все плакал от боли. Наконец, вошел кто-то из армян и приказал мне выйти, сказав, что мою руку осмотрит врач. И меня увели.
- Одного?
- Да, одного.
12-летнего Ахмеда с кровоточащей рукой привели в комнату, в которой стояли стол и несколько стульев, железная кровать и печь, весело потрескивавшая. Эту комнату хорошо помнят те, кто прочел на сайте интервью Дурдане Агаевой, также плененной армянскими захватчиками в Ходжалы… (Vesti.Az)
(продолжение следует)
